– Вот что, Середа. Соседи свободны… Пока свободны! – поправился он, выпуская табачный дым через ноздри. – Возьми у них подписку о невыезде. Подзаборного – в авто. Живо!

Бумаги хозяина избы исчезли в потертом портфельчике.

– Обувайся, Лев Толстой, – приказал Краснов Подзаборному. – Экипаж ждет.

…Там оставался еще один укромный уголок. За оббитым латунью комодом скрывалась ниша, и в этой нише что-то темнело. Джавад-заде снял прилипшую к усам паутину, опустился на колени и сунул руку в последний тайник. Длинные обезьяньи пальцы нащупали продолговатый сверток.

– Зураб, ты закончил?

«Вечно куда-то вы спешите, товарищ капитан. Не спешите, а то успеете! Обыск – это тоже искусство!» – подумал Джавад-заде.

Он потянулся и достал сверток. Сидя на полу, развернул заплесневелую мешковину. Заиграла, заискрилась находка в лучах из оконца. Осторожно, словно боясь уронить и разбить, Джавад-заде поднял витой рог из прозрачного стекла.

Краснов разочарованно вздохнул. Ему хотелось бы, чтоб под мешковиной оказался пистолет или какое иное оружие.

– Брось цацку, Зураб! Зачем тебе стекляшка? Иль не знаешь, как с такими благородия забавляются?

Джавад-заде выругался, бросил рог на кучу хозяйского тряпья. Зашипел и принялся вытирать руки об гимнастерку. Одинокая, незамеченная никем искра янтарного цвета беспокойно металась внутри стеклянной безделушки. Искра нуждалась в чьей-то воле, чтобы выплеснуться наружу огненной дугой. Дугой, способной обратить железо в пар.

Старший следователь хмыкнул, взглянул косо на сброшенные со стены образа и вышел в сени.

«Царский броненосец «Кречет»! – размышлял он, постепенно воодушевляясь. – Мать честная! Теперь понятно, почему в Москве начался сыр-бор, едва кто-то прослышал о нашем Подзаборном. Дело-то, оказывается, вовсе не в «молодом» помещике, тайно вернувшемся из заграницы. Этот Рудин замешан в государственных интрижках старого режима. Вот так «шпион»! Тятя-тятя, наши сети притащили мертвеца!»

* * *

В десять часов утра «эмка» свернула с шоссе Смоленск-Витебск на грунтовую дорогу. За окнами воронка зеленел свежей листвой Катынский лес. Дорога вилась и петляла, но ехать недалеко: километр, не больше. Потом березы расступились, и впереди показалось двухэтажное здание, похожее на дворянское имение. Здание окружали приземистые хозяйственные постройки, а проезд к нему перегораживал шлагбаум.

Откуда-то издалека услужливый ветер принес грохот ружейного залпа: у палачей урочища Козьи Горы начался рабочий день.

Револьвер и бомба – в тайнике…

Иван Хлыстов всей душой ненавидел людей. Невозможно было найти во Вселенной что-то еще, что вызывало бы в нем столь всепоглощающее темное чувство.

…в тайнике под колодой на заднем дворе…

Он заразился ненавистью к себе подобным, когда жил в мире дворян и жандармов. После двух лет, проведенных в ржавых пустошах, болезнь завладела им полностью.

Новая коварная земля таила в себе сонм опасностей. Хлыстову доводилось сталкиваться с тварями, уродливыми, как Сатана, и как Сатана же злобными. Мохнатые, многоглазые вурдалаки с головами, похожими на больших блестящих жуков… Металлические пауки, убивающие светящимися нитями… Исполинские химеры без лиц… Теперь его ничем не испугать.

…Он пройдет по Приютской, свернет на Дворянскую. У клуба, в котором собираются пузатые «благородия», постоит под каштанами. Раскланяется со швейцаром, затем пристрелит его. Войдет внутрь, как к себе домой, и рванет бомбу… Теперь его не остановить.

Только люди куда хуже этих безобразных тварей. Здесь люди убивают, зачастую исподтишка, и едят других людей. Здесь никому нельзя верить, здесь нужно остерегаться всего и каждого.

Вот – трое бредут по щебнистому склону пригорка. Ветер – владыка пустошей – треплет форменную одежду. Моряки?.. Иван Хлыстов лежит, упираясь локтями в жесткую подстилку из охряного мха, и в бинокль рассматривает незваных гостей. Ухоженная винтовка с примкнутым штыком у него всегда под рукой.

Пришельцы вооружены, злы и бородаты. Голод заставляет их рыскать по пустошам, пересекать немыслимые порой пространства. Они – акулы пустыни. Жрут всё, что попадется на глаза. Нет, они куда опаснее акул! Акульей ненасытности пошла в услужение человечья смекалка. И не стоит забывать об оружии.

Долго заживали на теле раны после одной памятной встречи. Ему выпало суровое испытание: который день он брел по мерзлой пустыне, не надеясь достичь края. Ни воды, ни еды, только колючие ветки перекати-поля, похожие на мотки медной проволоки, безучастно проносились мимо. И вот на горизонте возникли человеческие фигурки. «Братцы!» – закричал он, спеша навстречу незнакомцам. Он по-прежнему ненавидел людей. Но он нуждался в помощи и умел здорово притворяться.

Их было четверо. Они вцепились в него зубами, точно одичавшие псы, они рвали его: живого, сбитого с толку.

Потом он убил их. Разжился водой и… хе-х! – едой. Но раны заживали очень долго. Он думал, что подохнет от чертовых ран.

И этих троих он прикончит не моргнув. Подпустит ближе и из укрытия угостит свинцом. Он ведь успел отправить к дьяволу многих. И там, и здесь – где бы это здесь не находилось. Перед вратами ада выстроилась длинная очередь: уездные дворяне и их прихлебатели, жандармы, бандиты с большой дороги, задиристые гимназисты, завсегдатаи кабаков и трактиров. Он привык смотреть на мир сквозь прицел. Он привык продлевать жизнь себе, забирая чужие жизни. Такой суровый рецепт выписала ему хромая судьба.

Трое остановились, видно, что-то учуяли. А может, всего лишь решили полюбоваться его – его!!! – оазисом издали.

Револьвер и бомба в тайнике…

Бомбу бы сюда. Взлетели бы к рыжим небесам потроха назойливых бродяг!..

А оазис со стороны смотрелся заманчиво: кожистые деревья стоят стволом к стволу, висит туман над уродливыми кронами. Покачивается спелая ягода на кустарниках. Съешь одну такую, и целый день – будто теплого вина напился. Слышно, как журчит вода и как щелкают, перекликаясь, невидимые птахи. В этом похожем на мираж месте любой выходец из пустоши потеряет голову, кинется, позабыв об осторожности, под сень похожих на куриные лапы деревьев.

И нарвется грудью на штык винтовки Хлыстова.

Хозяин оазиса бдительно охраняет владения. От разномастных тварей, от механических отродий, но пуще всего от распроклятых людей.

Если возле щебнистого склона начать копать похожий на ржавчину грунт, то обнаружатся косточки, кости и костомахи. Какие-то железяки: оружие ли? амуниция?

Он скрупулезно очищал оазис от постороннего хлама. Он не нуждался в лишнем; он был богат, потому что ему хватало малого. Воду, еду и тепло даровали оазис и прилегающая пустошь. Одиночество… Впрочем, одиночество казалось ему благом.